Больше чем счастье - Страница 26

— Madame! О, madame! Что стряслось? — участливо спросил Жан-Марк, вырастая из-за ее спины.

Она смотрела мимо него, ее нижняя губа дрожала.

— Ребенок?

Она опустила голову.

— Что-то не так?

Кивнув, она всхлипнула и наконец дала волю слезам. Слезы текли обильно, Мелли надо было выплакать беспокойство, обиду, боль, страх за ребенка, горечь разрыва с Чарльзом, и теперь, расплакавшись, она не могла остановиться, — рыдала на плече у Жан-Марка так, словно жизнь кончена.

6

— Ну тише, тише, все, хватит плакать. — Чуть отстранившись, Жан-Марк протянул Мелли свой носовой платок. — Быстренько вытрите слезы и расскажите толком, в чем дело. — Громко хлюпая носом и вытирая слезы, она изложила ему изрядно искаженную версию своего разговора с доктором.

— А вы договорились с сестрой?

— Нет. — Она смущенно помотала головой.

— Ладно. Вы подождите в машине, а я все выясню.

Сидя в машине и задумчиво теребя в руках носовой платок Жан-Марка, Мелли заставляла себя думать о хорошем. Виктуар ведь рассказывала, что доктор говорил ей совершенно то же самое. А у нее все обошлось, и теперь растут две прелестные девочки-двойняшки. Да, но близнецы всегда рождаются маленькими…

— Успокойтесь сейчас же! — потребовал Жан-Марк, усаживаясь рядом с ней. — Если вы будете все время беспокоиться и бояться, то навредите ребенку. Сейчас не время думать о себе! Вы это понимаете?

— Да, — еле слышно прошептала она.

— Bien. Итак, сейчас мы отправляемся в магазин — купим все необходимое для маленького. Потом заедем домой, вы примете теплую ванну, а я пока соберу ваши вещи и приготовлю поесть.

— Я не могу есть.

— Можете и будете. Это вам говорит Жан-Марк. Раз Чарльза сейчас нет, и он не может заставить вас делать что положено, то придется мне его заменить. И нечего возражать. Все ясно?

Мелли только еще раз тихонько всхлипнула в ответ.

— Bien.

Вещи для младенца выбирал Жан-Марк. Крохотные распашонки, пеленки, ползунки, мыло, простынки, тальк. Собственно все, что, по его разумению, могло понадобиться новорожденному. Он набрал рекламных проспектов с фотографиями кроваток, колясок, стульчиков. «Для того, — объяснил он, — чтобы она могла, когда ребенок родится, сама все выбрать для детской».

— Хорошо, — отвечала она, равнодушно глядя на суетившихся вокруг них продавцов, скорее всего удивлявшихся ее полнейшей апатии. Счастливая будущая мать! — подумала она и едва не зарыдала опять.

— Ну, пожалуй, этого достаточно. Малыш будет доволен.

— Да, будет доволен… — будто эхо повторила она за ним.

— Bien. Теперь домой.

Выбрав самую короткую дорогу, Жан-Марк быстро довез ее до дому, проводил наверх, наполнил ванну, терпеливо ждал, пока она достанет чистое белье, платье и ушел, только когда за ней закрылась дверь.

Лежа в теплой, душистой воде, уперев кончиками пальцев в края, Мелли глядела в потолок. Ей так нужен Чарльз? Чем он сейчас занят? Готовится? Смеется вместе с Никко? Ни о чем не беспокоится? Помнит ли, что именно, сегодня ей надо было в больницу? Когда начинаются гонки? Она не могла вспомнить. А может, он уже погиб? Разбился во время тренировки?.. Громкий стук в дверь ванной комнаты заставил ее вздрогнуть.

— Ay, madame, смотрите, не засните там!

— Иду, — отозвалась она машинально. — Через пять минут.

Обреченность нависла над ней грозовым облаком, и, когда она наконец появилась, Жан-Марк тяжело вздохнул.

— Не знаю, что сказать, сделать, чтобы вас приободрить, — признался он откровенно.

— Не надо. — С несчастной улыбкой она засунула ноги в туфли. — Я готова.

— Сначала ленч. Нет, никаких возражений. Чуть-чуть супа — для ребеночка.

— Ну да. Для ребеночка и для Жан-Марка? — подхватила она, усаживаясь за стол. — Вы не должны ничего сообщать Чарльзу.

— Но…

— Нет.

Мелли все окончательно обдумала, пока принимала ванну, и поняла, что не хочет, чтобы он узнал. Ему теперь все равно придется участвовать в соревновании, и она предпочитала не отвлекать его. За нее он не будет бояться, это ясно, но мысль о ребенке заставит его беспокоиться, а он должен быть сосредоточен, собран. Гонки на глиссерах всегда сопряжены с опасностью, но, если внимание спортсмена рассеяно, они становятся роковыми.

— Дайте слово, Жан-Марк.

Он с большой неохотой кивнул.

— Ладно. Он чертовски разозлится, когда узнает. На нас обоих.

— Нет, — возразила Мелли. — Обидится, возможно, но не разозлится.

Пожав плечами, он молча показал ей, чтобы она приступила к супу.

Увы, не успела она оглянуться, как Жан-Марк доставил ее в больницу. Он проводил ее до самой палаты, передал на попечение сестры и ушел, пообещав приехать вечером.

Несколько дней заняла обычная больничная рутина. Ее ощупывали, осматривали, взвешивали, заставляли ложиться, вставать и, кроме страха за Чарльза, за ребенка, она испытывала одно-единственное чувство — раздражение. Жан-Марк притащил ей переносной телевизор, но большинство программ, естественно, были французскими, а запас французских слов у Мелли был столь скуден, что ей быстро наскучило вникать в то, что происходило на экране. Кроме того, она боялась случайно увидеть гонки. Она так и не вспомнила, какого числа они начинаются. И не хотела вспоминать. Предпочитала делать вид, что ничего не происходит.

Огорченный Жан-Марк купил ей вязальные спицы, шерсть и набор выкроек. Мелли решила не говорить ему, что не умеет вязать. Одна из сестер пробовала ее учить, но Мелли запутала нитки, и ей показалась нелепой идея заворачивать ребенка в дырчатую тягучую штуковину, которая у нее в конце концов получилась. Если, конечно, с ребенком все обойдется.